По страницам газеты «Правда», Валентин Осипов, лауреат Всероссийской Шолоховской премии
2015-12-11 12:55.
10 декабря 1965 года состоялось вручение Нобелевской премии Михаилу Шолохову, уже лауреату Сталинской и Ленинской премий. Да и высокое признание читателей во всём мире давно к нему пришло.
 |
А вот эта дорога в Стокгольм начиналась для Шолохова… с дремучих берегов реки Урал (Братанов Яр), где Михаил Александрович пребывал в уединённом творчестве и для отдыха на охоте и рыбалке. Здесь он был оповещён 15 октября о международной награде. Первой газетой, которой писатель доверил свои мысли и переживания, стала «Правда». Однако сначала прерву сюжет, чтобы рассказать о некоторых фактах вокруг этого события. Восхваления и хуления. В Дипломе о новой его премии запись: «За художественную силу и честность, с которыми он воссоздал историческую часть жизни русского народа в своём «Тихом Доне». Попробуй опровергнуть.
Прибавилось гордости советскому народу. Но тут же подленькое, дабы сбить значимость происшедшего. Это и поныне слышится эхом от А. Солженицына: не тому, дескать, премия присуждена. Было и такое: Нобелевский комитет будто бы поддался «давлению Кремля». Тщеславному давлению… Так ли? Ознакомимся с пятью непреложными фактами.
…Вот кое-что из чётких и ясных оценочных откликов зарубежной прессы. «Уже давно было совершенно ясно, что Шолохов должен получить премию… Академия только исправила свою ошибку» – это из Швеции. «Решение Шведского жюри опоздало на 20 лет» – это из Италии. «Величайший русский роман…» – это из Англии. «Идеальный лауреат…» – это уже газетное эхо из США.
…А вот о том, как зарождалась мысль об этой премии в кругах шведской интеллигенции аж в 1935 году. Да ещё и при какой обоснованной поддержке опять-таки прессы разных стран! «Чарующий шолоховский роман. Мощный и животрепещущий…» (Англия). «Шолохов – это великий русский писатель, новый Толстой… Величествен в изображении водоворота человеческих судеб и гениален своим искусством повествования…» (Дания). «Тихий Дон» и «Поднятая целина» доказывают, что Шолохов – художник, равный Тургеневу и Толстому» (Франция). Кстати, «Целина» поразила тогда даже Эдуарда Эррио, выдающегося государственного деятеля и искушённого политика Франции: «Это не социальное учение, не пропагандистский роман. Это – произведение большого художника, написанное с необычайной творческой силой». Дополню: зарубежные призывы наградить Шолохова раздавались и в 1946-м, и в 1947-м, и в 1954-м!
…Или вот о том, кто открыл войну против недоброжелателей Шолохова. Это прославленный своей независимостью французский писатель и философ Жан-Поль Сартр. Он напечатал следующее: «Достойно сожаления, что премию присудили Пастернаку прежде, чем Шолохову… В нынешних условиях Нобелевская премия объективно выглядит как награда либо писателям Запада, либо строптивцам с Востока…» (Заметим, это продолжается и сегодня, о чём свидетельствует недавнее присуждение «Нобелевки» ярой антисоветчице и русофобке С. Алексиевич. – Ред.).
…Первое сообщение «аппаратчиков» ЦК КПСС для руководства: «Нет нужды напоминать о том, что Нобелевский комитет является реакционнейшей организацией… Можно использовать для соответствующей политической акции: или для публичного мотивированного отказа с разоблачением этой организации, или для мотивированного выдвижения кандидатуры…» Даже окончательное решение выявляет не «партийную решимость», а скорее подчинение обстоятельствам: «Присуждение Нобелевской премии в области литературы тов. Шолохову М.А. было бы справедливым признанием со стороны Нобелевского комитета мирового значения творчества выдающегося советского писателя. В связи с этим не видим оснований отказываться от премии, если она будет присуждена».
И даже такое надо знать. Летом 1965 года в Москву приехал один из руководителей Нобелевского комитета — оповестил Союз писателей о своей инициативе обсуждать кандидатуру Шолохова.
Как откликнулся Шолохов?
Самое первое интервью новорождённого лауреата для соотечественников, как я уже сказал, было газете «Правда». И как же проявляется здесь характер творца: «Разумеется, я доволен присуждением… Но прошу понять меня правильно: это — не самодовольство индивидуума, профессионала-писателя… Тут преобладает чувство, что я хоть в какой-то мере способствую прославлению своей родины и партии… И, конечно, родной советской литературы…»
Первое интервью миру — через нагрянувших шведских журналистов, когда Шолохов выдержал 47 вопросов. Среди ответов были такие, что и спустя полвека интересны:
– Были ли мысли о деньгах?
– Важно признание, а не деньги.
– Что вы можете сказать о модернизме в литературе?
– Литература должна обновляться эволюционно.
– Учились ли западные литераторы у русских и наоборот?
– Толстой говорил, что учился у Стендаля. Русская литература не возникала из ничего. Так же и Пушкин. И наоборот, творчество Толстого и Достоевского обогащало западную литературу.
– Какие качества должен иметь хороший роман?
– Художественную силу и честность, как сказано в решении Нобелевского комитета.
– Основное в работе писателя?
– Ум и труд.
– Мы ждём критический роман о Советском Союзе тридцатых годов.
– За других сказать трудно, что у других писателей в портфеле. Я занят романом о войне.
– Почему вы не стали лириком?
– Поэзию я люблю, но в ней совершенно бездарен.
– Как чувствуете себя, когда видите свой успех?
– Когда легко пишется, я бросаю писать, так как это подозрительно.
И такой вопрос: «У писателей всего мира должен быть «круглый стол». Как вы себе его представляете?» Ответил странно: «Идея «круглого стола» не получила своего развития…» И только несколько деятелей ЦК партии могли догадаться: это они здесь помянуты с угадываемым попрёком за то, что не просто не поддержали эту идею Шолохова, которую он обнародовал в самом первом номере нового журнала «Иностранная литература», но и расценили её политической ошибкой.
Хроника возведения в лауреаты Нобелевской. Сборы в поездку. Приглашена вся семья. Порядки того времени с расходованием иностранной валюты таковы, что без ЦК партии не обходилось. Союз писателей запрашивает её на дорогу, но каков характер станичника – на письме появляется запись: «Выделения дополнительных средств (для) СП СССР не требуется, т.к. проезд оплачивается т. Шолоховым». Вот новое письмо с пометой «Весьма срочно»: «В связи с тем, что по существующему ритуалу тов. Шолохов при вручении премии должен быть одет в специальный фрак, а в наших условиях пошить установленный фрак в оставшиеся сроки не представляется возможным, тов. Шолохов просит выдать ему на приобретение в г. Хельсинки фрака и экипировки сопровождающих его лиц 3 тыс. американских долларов с последующим возвратом из Нобелевской премии…»
10 декабря – Стокгольм, городская ратуша. В 14 часов 30 минут король зачитывает свою речь. Затем зал выслушивает сообщения, какими же достижениями славен каждый новый лауреат. О Шолохове среди прочего сказано: «Могущественное произведение… Присуждается ему поздно, но, к счастью, не слишком поздно, пополняя список лауреатов именем одного из самых выдающихся писателей современности…»
И вот минуты вручения награды из рук короля. Шолохов уведомлён о строгом церемониале: обязателен поклон. Без нецеремонного вмешательства американского агентства «Ассошиэйтед Пресс», однако, не обошлось – на утро было напечатано о будто бы невоспитанности Шолохова: «Казаки не кланяются, они никогда не делали этого и перед царями…» («Так ли было?» – спросил я однажды у Шолохова. Он ответил с лукавой усмешкой: «Да нет же, был поклон. Был! Мне протокол ни к чему было нарушать. Я ничего такого не замышлял. У меня просто, наверное, другого выхода не было. Король в росте на голову меня превосходил. Ему кланяться можно… А мне как? Мне несподручно. Мне пришлось голову подымать – надо же ему в глаза взглянуть, а уже потом опускать».)
Речь особого калибра. И наконец – слово лауреата. В этом выступлении немало того, что остаётся значимым до сих пор: «Многие молодые течения в искусстве отвергают реализм. На мой взгляд, подлинным авангардом являются те художники, которые в своих произведениях раскрывают новое содержание, определяющее черты жизни нашего века. И реализм в целом, и реалистический роман опираются на художественный опыт великих мастеров прошлого. Но в своём развитии приобрели существенно новые, глубоко современные черты…
В чём же состоит призвание, каковы задачи художника, считающего себя не подобием безучастного к людским страданиям божества, вознесённого на Олимп над схваткой противоборствующих сил, а сыном своего народа, малой частицей человечества? Говорить с читателем честно, говорить людям правду – подчас суровую, но всегда мужественную, укреплять в человеческих сердцах веру в будущее, в свою силу, способную построить это будущее…
Думаю, что художником имеет право называться тот, кто направляет эту силу на созидание прекрасного в душах людей, на благо человечества…
Я говорю о реализме, несущем в себе идею обновления жизни, переделки её на благо человека…»
Наверное, никто не ожидал от советского писателя следующего пассажа: «Как говорится в Евангелии, дню нашему довлеет злоба его, его заботы и требования, его надежды на лучшее завтра…»
Наконец-то кое-что и о своём творчестве – но как прозвучало! «Я хотел бы, чтобы мои книги помогали людям стать лучше, стать чище душой, пробуждать любовь к человеку, стремление активно бороться за идеалы гуманизма и прогресса человечества. Если мне это удалось в какой-то мере, я счастлив».
Хроника почестей. Вечером банкет-приём в Золотом зале той же ратуши: 850 гостей. И вновь монарх произносит речь. И снова приветствия каждому увенчанному премией. Шолохову «досталась» речь секретаря Нобелевского комитета (чопорный швед был не лишён остроумия): «Господин Шолохов, когда вам присудили Нобелевскую премию, вы занимались охотой на Урале и, по сообщению московской газеты, именно в день присуждения подстрелили одним выстрелом двух диких гусей… Но если мы прославляем вас сегодня как сверхметкого стрелка среди нобелевских лауреатов текущего года, то это оттого, что разговор о таких метких попаданиях имеет отношение к вашему творчеству…» Оратор отметил, как Шолохов воссоединил «огромный размах» и «величественный поток эпизодов и фигур» с «острым взглядом на каждую деталь». Дальше подытожил, да так, что сдержанный зал оживился: «Соединение же обеих возможностей является приметой гения, вашего гения. Это бывает столь же нечасто, как две птицы на линии прицела. Вы подстрелили обеих одним выстрелом…» Закончил столь же изящно: «Ваше искусство переходит все границы, и мы принимаем его к нашему сердцу с глубокой благодарностью».
Утром следующего дня – визит в Дом Нобеля, здесь располагался Нобелевский фонд. Лауреату вручили чек на 282 тысячи крон. Потом приём в королевском дворце.
Ещё один день был отдан Обществу дружбы «Швеция – СССР»: осмотр выставки, речь лауреата, речи взволнованных активистов, его попросили поздравить двух победительниц конкурса на знание советской культуры и вручить им путёвки для путешествия в Москву.
Шолохов и здесь пожинает почести – для него всем залом исполняется песня. Под мелодию «Стеньки Разина» – казацкая! – пели «про сына степей», про его «замечательные книги» (названия романов были зарифмованы) и о том, что его страна «освободила мир от нацизма». Как не растрогаться!
Новым утром – посещение в городке Упсала университета, здесь его ждали 800 студентов и профессоров. Едва представили, заявил:
– Я думаю, что форма вопросов-ответов – это наиболее живая форма, а читать вам лекцию я не имею возможностей, да и считаю, что вы и без меня уже достаточно учёные.
Раздался смех – растопил аудиторию. Открыт был. «Впустил» даже в «тайны творчества». Например, рассказал о том, что в «Тихом Доне» использовал мемуары генералов Деникина, Краснова, Лукомского и архивы: как же иначе писать роман с такой исторической панорамой. Или признал, что пришлось исправлять некую – «курьёзную» – фактическую ошибку с названием одного военного корабля. Приковал внимание вопрос о реальной основе «Судьбы человека»: «Есть ли такой человек в действительности и мальчик такой?» Ответ был обстоятелен:
– В своё время, когда Льву Николаевичу Толстому княгиня Волконская написала письмо и спросила у него, кто является прототипом князя Болконского, Толстой ей ответил, что он не фотограф, что он не обязан придерживаться протокольной правды, что он свободный художник и он волен, взяв какой-либо прототип, формировать его по своему усмотрению. Примерно так же можно ответить на этот вопрос. Мне встретился скиталец с мальчиком, биография его почти во всём схожа с биографией Соколова…
Мог бы на этом и закончить, но вдруг признался:
– Мне хотелось проверить себя – не разучился ли я писать короткие рассказы…
Величие гения никакому тявканью не подвластно. 14 декабря супруги Шолоховы попрощались со Швецией. В Москве они задержались на несколько дней – их ждал правительственный приём. За неделю до Нового года возвратились в Вёшки. Во Дворце культуры и в клубах района стали показывать популярную тогда кинохронику «Новости дня» с репортажем о нобелевских торжествах. Земляки лицезрели своего Шолохова и его семью во всём блеске всемирной славы и сожалели, что он и его сыновья не выходят прогуляться во фраках.
Вскоре из Москвы подоспела подборка откликов зарубежной прессы на лауреатство. Секретарь поверх всех выложил перевод из сенегальской газеты – поразил экзотикой: «Его герои, как и многие африканцы, живут в полном единении с природой – землёй и небом, русской саванной (степью), домашними животными… При чтении возникают ассоциации – от станицы в русской степи к спящим под звёздным небом деревням Подора, Ндиума, от воинов Даар эль-Омара к героям донского казачества. Нигер, Конго, Замбези, Нил…»
Однако, как узнавал Шолохов, вскинулись и политиканы. «С таким же успехом премию можно было присудить секретарю КПСС» – это шведская «Дагенс нюхетер». «Если шведские академики ставили задачу выдать политическое вознаграждение, то их выбор является идеальным» – это «Вашингтон пост». «Позорно… Шолохов – ярый советский коммунистический романист…» – это «Нью-Йорк геральд трибюн». Поражало, что все они скрыли, как высоко оценивали Шолохова – на Западе же! – авторитетнейшие творцы Ромен Роллан, Э. Хемингуэй, Г. Солсбери, Ч. Сноу, Айзек Азимов, Мартти Ларни, ещё немало других и даже ярый антисоветчик Милован Джилас. И не образумили критиканов чёткие оценки секретаря Нобелевского комитета: «Тихий Дон» явился триумфом творчества Шолохова, триумфом правды… И правда эта проникает далеко за пределы его родины… Величайший исторический роман после «Войны и мира».
Россия и без Швеции осознаёт величие своего гения. Как же чётко сумел это выразить Леонид Леонов: «Шолохов подарил стране самую замечательную книгу нашей эпохи».
Более подробно о нобелевской эпопее Шолохова можно прочитать в моих книгах: «Шолохов» (серия ЖЗЛ) и «Белая книга: М.А. Шолохов. «За» и «Против» в двух темах: был ли плагиатором; оправданы ли исправления биографии».