По страницам газеты «Правда», Наталья Тарасова, доктор медицинских наук, врач высшей категории, участковый терапевт, г. Комсомольск-на-Амуре, Хабаровский край
2014-04-18 10:05/
Хочу рассказать о наших проблемах, которые преднамеренно замалчиваются нынешней властью, чтобы создать негативное мнение о медицинских работниках и скрыть истинную причину развала здравоохранения страны.
Обратиться в газету меня побудила опубликованная 24 января в «Правде», № 7, статья Председателя ЦК КПРФ Геннадия Зюганова «Агония либеральной эпохи». Прочитав её, я поняла, что если промолчу сейчас, то перестану себя уважать.
Жить или выживать?
Я родилась в Советском Союзе. Государство дало мне бесплатное образование. Росла в неполной семье служащего. Мы жили вдвоём с мамой на её заработную плату, и, надо сказать, я ни в чём не нуждалась. У меня было всё: бесплатные учебники, хорошие одежда и питание. Я ездила в пионерские лагеря, в том числе и в «Орлёнок» на Чёрном море. Бесплатно занималась в нескольких спортивных секциях. В студенческие годы работала в строительных отрядах и жила в благоустроенном общежитии, за которое платила символические деньги. Моей повышенной стипендии, 55 рублей, хватало не только чтобы покушать, но и на театр, кино и книги.
По окончании в 1986 году медицинского института я приехала в Комсомольск-на-Амуре и устроилась здесь на работу врачом-ординатором в терапевтическое отделение больницы № 3.
Тогда действовала система КТУ — «коэффициента трудового участия». Врач поликлиники на одну ставку получал 140—200 рублей в месяц. Я брала много ночных дежурств в стационаре и с помощью этого коэффициента зарабатывала за месяц по 600—800, а порой и по 1000 рублей. В то время это были огромные деньги. Врачи были заинтересованы в повышении своего профессионального мастерства, так как получение первой и высшей категории увеличивало их заработок. Существовала тарифная сетка, в которой чётко указывалось, какую в зависимости от квалификации зарплату смогут получать доктор и медсестра. Поэтому мы ездили на всевозможные курсы, чтобы эту свою квалификацию повысить. Причём государство оплачивало нам проезд и командировочные, проживание и питание. Учиться было престижно! Была уверенность, что усилия оправдаются.
На заработанные деньги покупали мебель, делали ремонт в квартирах, отдыхали на море… Словом, хватало на всё. И работать хотелось, для того чтобы жить полной жизнью.
А теперь благодаря таким «реформаторам», как Егор Гайдар, мы, врачи и медицинские сёстры, работаем, чтобы выжить. Ныне зарплата главного врача больницы и его заместителей на несколько порядков выше, чем у участкового терапевта. Наш город приравнен к территориям Крайнего Севера, где действуют 50-процентная надбавка, так называемые северные, и такой же районный коэффициент. Но даже всё это не может сблизить зарплату главного и рядового врача.
Учиться и работать над собой приходилось много. В 1995 году защитила кандидатскую диссертацию, в 2003-м — докторскую. А служу участковым терапевтом. Другого приложения моему образованию администрации города и больницы не нашли. Но об этом отдельный разговор.
В 2005 году президент Путин ввёл субвенции (перечисления из федерального бюджета в местные) в размере 10000 рублей для участкового терапевта и 5000 рублей для участковой медицинской сестры. Сделано это было из благих побуждений, чтобы «укрепить первичное звено здравоохранения». И в регионы вагонами повезли федеральные деньги. И это при таких масштабах коррупции в стране! К счастью, в наш город в 2006 году деньги пришли. Согласно указу, на сумму 10000 рублей в нашем регионе начислялось 50% «северных» и 50% районного коэффициента, а после вычитался подоходный налог.
Но бывший губернатор Хабаровского края В. Ишаев решил иначе. Районный коэффициент на субвенции был урезан до 20%. Объяснялось это дефицитом краевого бюджета. Однозначно винить губернатора в этом нельзя. Он заложник «реформ», проводимых правительством и президентом. Согласно утверждению премьер-министра Д. Медведева, сейчас в регионах остаётся 30% доходов, а 70% отправляется в федеральный центр. Так где же губернатору взять деньги, чтобы профинансировать добавки к заработку?
Увы, субвенции так и не укрепили первичное звено здравоохранения, как, наверное, рассчитывал президент (за последние 8 лет работать участковым терапевтом в нашу поликлинику пришёл только один врач). Кроме того, с учётом 15-процентной годовой инфляции, о которой говорит в своей статье Председатель ЦК КПРФ Геннадий Зюганов, эти деньги сегодня уже обесценились. А участки пустуют. Врачи замещают отсутствующих коллег, но субвенции за работу на втором, а порой и третьем участке им не платят — «не положено». Но деньги на эти «сиротствующие» участки из федерального центра всё-таки приходят. Ведь каждая поликлиника заявляет, сколько у неё имеется ставок участковых терапевтов. Возникает вопрос: если врачу приходится работать на двух участках, почему ему не платят субвенции за второй? Почему государство не следит за тем, что нарушаются конституционные права работников? Труд должен оплачиваться!
В 2008 году я по этому поводу подавала исковое заявление в суд, чем крайне обозлила руководителей города и местных чиновников от здравоохранения. Судья Миронова отказалась делать запрос в Москву, в минздрав и минтруд. Пришлось делать его самой. И требовать разъяснений, как должны выплачиваться субвенции. Президент указ-то издал, только вот порядок его исполнения не установил. А это хорошая лазейка для воровства. Суд закончился ничем, решения вынесено не было.
«Реформа» здравоохранения отменила тарифную сетку. Последствий этого руководство страны, видимо, чётко себе не представляло. А они очень тяжёлые. С учётом докторской степени моя тарифная ставка была 16-я и составляла 5870 рублей. Теперь же — 5400 рублей! В 2009 году министерство здравоохранения Хабаровского края издало приказ № 15 и положение к нему, в которых был указан минимальный оклад для врача — 5400 рублей. На основании этого приказа каждый главный врач должен был назначить оклады своим работникам в соответствии с уровнем их квалификации, со стажем работы и так далее.
И что получилось? Некоторые врачи нашей поликлиники получают по 70000 и 80000 рублей, а я, имея высшую категорию и учёную степень доктора медицинских наук, работая на 1,5 ставки, при трудовом стаже в 30 лет, вместе с президентскими субвенциями получаю 35000—38000 рублей. А сколько я буду получать на одну ставку да без субвенций — считайте сами. И это в регионе, приравненном к Северу!
Проводя такую «реформу» здравоохранения, власть финансирует коррупцию. Тот, кто работает, еле сводит концы с концами, а кто «руководит» — спит на деньгах. По указу президента докторам наук, работающим в институтах, доплачивают 7000 рублей, а тем из них, кто работает в практическом здравоохранении, — ничего! Почему?
Любая больница нашей страны является пока ещё бюджетным учреждением и финансируется государством. Так почему же президент и глава правительства не отработали чёткую схему перевода здравоохранения с тарифной сетки на оклады? Почему главным врачам больниц дано право единолично назначать оклады и нарушать конституционные права своих работников? Для чего нужны министерства здравоохранения в Москве и в Хабаровском крае, если они не реагируют на обращения медиков?
Врач-писарь
Я пришла к выводу, что министерства здравоохранения в каждом регионе не нужны. Их надо упразднить, и будет значительная экономия для бюджета. Ведь чем они заняты? Дублированием работы министерства в Москве. А какую зарплату получают региональные министры и армии их чиновников! Своими бестолковыми приказами и положениями, комментариями к ним они превратили врача в писаря. Нормативы времени, отпущенные для приёма одного пациента в поликлинике, составляют для участкового терапевта 15 минут. На одну ставку врач должен принять 13 человек и побывать на шести вызовах на дом!
Представьте один приём участкового терапевта. На улице зима. Больной «упакован» в тёплую одежду. Ему нужно раздеться. Если пациент преклонного возраста, ему приходится помогать. Затем идут осмотр, опрос, выяснение деталей — это ещё 5—6 минут. Пока пациент одевается, врач бросается к рабочему столу, чтобы успеть записать дневник осмотра в амбулаторную карту. Благодаря министерским инструкциям время написания дневника увеличилось, так как в нём нужно указать: первичный это осмотр или повторный, дату и время осмотра, подробное описание жалоб, истории заболевания, объективных данных, диагноз. Затем надо проставить код диагноза, номер листка нетрудоспособности, схему лечения и схему обследования, дату следующей явки на приём, свою подпись и её расшифровку. Всё это нужно успеть сделать, пока больной одевается.
Потом затрачивается время на объяснение пациенту, какое лекарство как принимать, в какой аптеке его можно купить дешевле, какие обследования ему необходимо пройти. И повторить это надо два-три раза, если пациент преклонного возраста. Ещё время тратится на выписку направлений на анализы, обследования, на льготные рецепты. Если с врачом сидит толковая участковая медсестра, он может уложиться в 25 минут. Если медсестры нет, а это часто бывает, то в 30 и более минут. Подумать над диагнозом у терапевта просто нет времени. Представьте, а если врач принимает больных с двух участков или трёх…
А сколько всевозможных бланков издаёт минздрав! Одних только направлений не сочтёшь. Одно — на врачебную комиссию при продлении листка нетрудоспособности, другое — на эту же комиссию при выписке льготных рецептов, третьи направления — в краевые медицинские центры, четвёртые — для оплаты туда проезда. А ещё направления для плановой госпитализации больного и отдельные бланки для экстренной госпитализации, в онкологическую поликлинику, в диагностический центр, на ультразвуковую диагностику и т.д. Но и это не всё. На каждую прививку — отдельное направление с печатями и подписями.
Госпожа министр Скворцова, попробуйте всё это успеть сделать сами. Представьте, что пришёл такой пациент, которому нужно всё это выписать. Как это можно сделать за 15 минут? Поэтому врач не осматривает больного и не разговаривает с ним. Он просто не может этого сделать физически, если в коридоре ожидают очереди ещё 30 человек. А если пришёл пациент с инфарктом миокарда и ему стало плохо, то приём сорван. В поликлинике такого небольшого города, как наш, нет реанимации. Пока «скорая помощь» доедет, больной может умереть. Врач начинает бегать от процедурного кабинета до своего, чтобы оказать помощь имеющимися средствами, которых может оказаться недостаточно.
После того как пациента увезёт «скорая», врачу приходится продолжать приём за счёт времени, отведённого на обслуживание вызовов на дом. Это — три часа, за которые он должен посетить от шести и более больных. Машины в поликлинике нет. Врач идёт пешком на отдалённый участок в сорокаградусный мороз или в проливной дождь со шквальным ветром. Поднимается по лестницам в домах без лифтов, в каждой квартире снимает верхнюю одежду и обувь, моет руки, осматривает больного. Затем возвращается в поликлинику выписывать листки нетрудоспособности, делать записи в амбулаторных картах, выполняя все министерские рекомендации и, наконец, падает в изнеможении. Естественно, он не успевает за три часа обслужить все вызовы, особенно во время эпидемий респираторных заболеваний. И его рабочий день вместо семичасового превращается в десятичасовой. А зарплату он получает за семь часов работы.
Кто же после этого пойдёт трудиться в первичное звено медицины? Либо писать, либо лечить — что-то одно. Я уж не говорю о всеобщей диспансеризации населения, которую так пропагандирует руководство страны. Здесь писанины ещё больше. Заводятся отдельные карточки по определённой форме, в которые вкладывается несколько листов. Всё это необходимо заполнять. Но самое главное — нужно ходить по домам и приглашать людей на обследование.
Власть, бросив лозунг о здоровом образе жизни и всеобщей диспансеризации, не подумала о том, как это сделать технически. Открылось множество центров здоровья, зазывающих граждан пройти у них обследование. И не мудрено. Ведь оплата за работу сотрудникам этих центров идёт напрямую из федерального бюджета. Платят хорошо, с различными стимулирующими коэффициентами и надбавками. Центры здоровья заключают договоры с предприятиями. Руководители заводов и частных фирм, детских садов, школ и магазинов в приказном порядке потоками направляют людей на диспансеризацию.
Терапевт, работающий в таком центре, принимает в день от двадцати до пятидесяти человек. Что он может успеть? Поэтому, установив предварительный диагноз, он направляет пациента к участковому терапевту для постановки на диспансерный учёт. Вроде бы всё правильно. Однако теперь в течение года участковому врачу приходится бегать за пациентом, чтобы он пришёл на диспансерный осмотр. А тот не хочет идти, памятуя день обследования в центре здоровья. И он прав. Зачем тратить время попусту? Ему ведь нужно работать, кормить семью.
Ну, допустим, поставит его участковый терапевт на диспансерный учёт, как человека, у которого, возможно, разовьётся гипертоническая болезнь. Чем я смогу помочь ему, как врач, чтобы болезнь не развилась? Он дышит воздухом, отравленным выбросами нефтезавода, пьёт хлорированную воду, ест китайские продукты, курит и пьёт пиво, разбавленное техническим спиртом. Кроме того, работа у него тяжёлая, а зарплата маленькая. Прокормить семью он не может. А я приду и буду рассказывать ему о здоровом образе жизни? Кому нужна такая диспансеризация?
Один месяц я работала за отсутствующего врача в центре здоровья. Осмотрела более трёхсот человек, если это вообще можно было назвать осмотром, ведь от основной работы меня никто не освобождал. Заполнила целую гору никому не нужных карточек. И за такую колоссальную нагрузку получила 23000 рублей.
Зачем нужно было ломать отлаженный механизм диспансеризации, который был в советское время? Тогда выделялся один день в неделю для диспансерных больных. Они приходили, врач спокойно их осматривал, направлял на обследование, корректировал их лечение. Всё было размеренно и достойно. То, что творится сейчас, — полная профанация. Между прочим, в Финляндии, позаимствовавшей у нас самое лучшее, терапевт принимает в день не более пяти человек. Он не обслуживает вызовы на дом, так как для этого существует служба парамедиков, и может во время приёма провести самостоятельное обследование больного, выписать ему рецепт на простом бланке и отправить в аптеку. Кроме того, в Финляндии заинтересованы в том, чтобы врач не только повышал свою квалификацию, но и занимался научными исследованиями. Для этого ему предоставляется соответствующая база. Что тут скажешь? Мы при нынешнем отношении к медицине и через тысячу лет не придём к такому!
Сельский десант
В стране разработана новая программа привлечения врачей для работы на селе. При прибытии на место им обещан миллион рублей. И эта программа стала профанацией. Что касается миллиона, то чиновники обещают выдать его врачу только после того, как он отработает на селе пять лет. То есть сначала заманивают, а потом лгут. Стоит ли удивляться, что люди уезжают. И причина не только в миллионе. Начнём с того, что даже жильё не всегда предоставляется. Транспорта у администрации нет. У нас в одном из районов работает фельдшер — единственная на три деревни. Летом ездит на велосипеде, зимой — на лыжах. Выполняя по сути работу участкового врача и участковой медсестры в одном лице, она не получает президентских субвенций. Почему? А потому, что наше министерство здравоохранения, опять же из «благих побуждений», установило норматив численности прикреплённого к участку населения, за которое выдаются субвенции. Он равен 1700 человек. Для города это нормально, хотя в нашей поликлинике есть участки и по 3500 человек. Но платят только за 1700. За вторую половину не платят ничего.
На селе история другая. В одном живут триста, в другом — двести, а в третьем — триста пятьдесят человек. Всего фельдшер обслуживает 850 душ. Недотягивает до 1700. Значит, и субвенции не положены. Может быть, госпоже Скворцовой необходимо пробежаться в лютый мороз разок между сёлами на лыжах, для того чтобы решить вопрос об оплате труда сельских медиков?
Закрываются больницы, увольняются сельские врачи. И это называется реформой? Это самый настоящий развал здравоохранения. Ведь сельский врач или фельдшер выполняют огромную работу, несопоставимую порой с работой врача в городе. Он и терапевт, и хирург, и гинеколог-акушер, и отоларинголог, и невролог, и педиатр в одном лице. Где ещё так работают? Только на селе. А где так мало получают? Тоже на селе. Поэтому и не едут молодые специалисты в российскую глубинку. Если только десантом. Временно, чтобы вскоре уехать. Тогда в чём смысл программы «Земский доктор»? Нет в ней никакого смысла. Врач тоже человек. Ему, кстати, нужно где-то жить. А жилья нет.
В Советском Союзе врачу всей деревней строили добротный дом с приусадебным участком. А теперь денег нет. Зато на зарплату региональным министрам здравоохранения деньги есть, и немалые. Хорошо понимаю сельских «десантников». Им детей растить. Не в чистом же поле! Я сама целых двадцать лет пребывала бомжем из-за равнодушия трёх министров здравоохранения края, бывшего губернатора Ишаева и по вине администрации города, в котором проработала почти тридцать лет.
Председатель ЦК КПРФ Геннадий Зюганов в своей статье предлагает «развернуть массовое строительство добротного жилья, особенно для молодёжи». Я с ним полностью согласна. Вот только наша буржуазная власть, похоже, считает, что таким, как я, честно отработавшим на благо своей страны, добротное жильё не положено. Если бы мне вернули все деньги, которые я заработала и которые мне недоплатили, то не стала бы ничего просить у государства. Построила бы бревенчатый дом с печкой и жила бы в нём на пенсии. Но пока будет продолжаться воровство, такие, как я, будут жить в трущобах, и вся жизнь этих людей будет вечной борьбой с местными властями.
О проблемах нынешнего здравоохранения можно говорить ещё много. И чем больше, тем очевиднее, что реформы медицины как таковой в стране нет. Просто продолжается развал того, что с советского времени ещё как-то сохранилось.