Меню Закрыть

Александр Трубицын: Три анекдота

Александр Трубицын
2015-05-11 22:25.

«Анекдот» в переводе с греческого означает «неизданное», т.е. малоизвестная история (часто – эпизод из биографии известных лиц), передаваемая из уст в уста. В России вместо слова «анекдот» употребляли «сокровенная история» и эта история чаще была остроумной и поучительной, чем смешной.

 

 

 

АНЕКДОТ ПЕРВЫЙ

Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский родился в Варшаве, в семье железнодорожного служащего. Царство Польское входило тогда в состав Российской Империи, и на второй день после начала Первой мировой войны, он вступил добровольцем в 5-й Каргопольский драгунский полк. Уже через неделю, проявив доблесть и отвагу в разведке, был произведён в ефрейторы и награждён Георгиевским крестом 4-й степени. А потом была Революция, Гражданская война, вступление в Партию большевиков, стремительная военная карьера, оплаченная ранениями и победами, в 37-м – арест, в 40-м – полная реабилитация и повышение в звании. По некоторым источникам, арест прикрывал его командировку в воюющую Испанию.

Затем – тяжёлые дни отступления в 41-м году, Смоленск, Москва, ранение, Сталинград, Курск, шедевр стратегической мысли операция «Багартион»,Восточная Пруссия, Берлин, командование парадом Победы в Москве.

И безукоризненная честность во всём, и гордый ответ на предложение Хрущёва написать о Сталине «почерней и погуще»: «Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня – святой!».

После войны семь лет Рокоссовский – в звании маршала Польши – служил там министром обороны, формируя не только польскую армию, но всю военную инфраструктуру и промышленность. Когда в Польше, при поддержке и соучастии Хрущёва, власть захватили антисталинисты, маршал Рокоссовский раздал всё своё имущество людям, которые с ним работали, из Польши уехал, и никогда больше туда не приезжал.

В один из первых дней его работы на посту министра обороны Польши в его кабинет входит с кипой бумаг секретарша. Рокоссовский, привыкший к чёткой, сталинской организации работы, стараясь говорить на польском языке, который он уже немного подзабыл, распоряжается: «Разберитесь и доложите!».

У панёнки глаза лезут на лоб: «Пан министр понимает, что он говорит?». Оказалось, по-польски это звучало как «раздевайтесь и ложитесь».

АНЕКДОТ ВТОРОЙ

Эту историю мне, молодому инженеру ВПК, рассказывали старшие товарищи, которым доводилось работать с товарищем Берией.

Берия отличался глубочайшей компетенцией, инженерно-техническим талантом и блестящими организационными способностями. Он летал по всей стране, руководя, и слаживая работу множества крупных заводов, держал в голове и стратегические планы, и детали производства. На каждом заводе у него был маленький кабинетик – штаб управления работами.

В те времена процветал «культ личности» в самом высоком смысле этого слова. Не только самолёты «Як» (Яковлев), «Ил» (Ильюшин) или «Ту» (Туполев) несли имя своего создателя, но даже на винтовом типографском прессе крепилась бронзовая табличка «Конструкция техника такого-то». И уж конструктор сам выбирал, на позор или на славу будет вывешена его фамилия. И в конструкторских бюро было принято говорить не «блок ФПН-114-III-аб», а «блок Сидорова» – сразу ясно, кто отвечает, к кому обращаться, к кому благодарности или претензии.

И вот приезжает товарищ Берия, ему несут краткий и точный доклад о состоянии дел, сетевые план-графики, необходимые документы. Он входит в тему, сверяет графики, задаёт вопросы. И вот выясняется, что блок товарища Сидорова никак не хочет работать, начинается отклонение от графика.Товарищ Берия разбирается в проблеме, спрашивает, нужна ли помощь, может быть, усилить бригаду товарища Сидорова, дать ему дополнительные ресурсы? Товарищ Сидоров заверяет, что справится, что к такому-то сроку блок будет готов. Товарищ Берия проверяет критический путь на план-графике, корректирует его, с чем и отбывает.

Следующий визит – и опять проблемы с блоком товарища Сидорова. Блок действительно сложный, то одна проблема возникает, то другая. Товарищ Берия снова предлагает помощь, ресурсы, готов передать этот блок другой бригаде конструкторов – но сроки уже горят, из-за блока задерживается всё изделие… И снова товарищ Сидоров клянётся-божится, что сделает, вытянет, добьётся. И снова коррекция план-графика, снова улетает товарищ Берия…

Ну, и как полагается, наступает третий раз, и снова «блок Сидорова», ставший уже притчей во языцех, не работает. И поворачивается тогда товарищ Берия к одному из своих сопровождающих, и говорит: «А оформите товарищу Сидорову командировку… Лет на пятнадцать!»

Вот так, быстро, не отходя от кассы, без проволочек и излишнего бюрократизма. Но вступились за коллегу инженеры, объяснили, что и работает Сидоров добросовестно, и голова у него светлая, и что в данном случае добавка новых голов ничего бы не решила, надо дотягивать блок Сидорову до конца. Вник товарищ Берия (хоть и не генеральское это дело) в суть проблемы, быстро понял, что сейчас любая переделка только затянет срок, дал ещё один шанс товарищу Сидорову.

И справился товарищ Сидоров, и награду получил, когда изделие запустили. И повыше бы награду получил – если бы с самого начала не упирался, а принял предлагаемую помощь.

АНЕКДОТ ТРЕТИЙ

А разве само по себе не анекдот, что армию до недавних пор возглавлял торговец мебелью, а ВПК курирует журналист?

Лучшую часть своей жизни я проработал в ВПК – и сейчас бы работал, если бы гайдарочубайсы под руководством Горбачёва и Ельцина этот самый ВПК не уничтожили бы. И что такое ВПК, я знаю куда лучше Рогозина. В том возрасте, когда он учился в Школе юного журналиста, я уже работал токарем на крупнейшем в СССР ракетном заводе п/я 186 (ныне Южмаш). И на своём опыте постигал, что значит слово «надо» – пришлось однажды морозной ночью через полгорода, через старое кладбище, пешком добираться домой. Но в цеху ещё остывали сделанные мной болты для испытательных стендов, значит, график испытаний не нарушится.

А что касается Школы юного журналиста – так мне и без неё педсовет давал рекомендацию на журфак (студенческий билет, по сути, ибо мой завод шефствовал над университетом). Но я стал инженером, и уже в этом звании на заводе С.П. Королёва видел, как мой начальник, доктор наук В.Н. Лошаков 60 (шестьдесят) часов подряд не отходил от пульта управляющей ЭВМ, набирая тумблерами «нули» и «единички» команд – без права на ошибку. Сам я – увы! – более суток такой работы вынести не мог.

Вот что такое работа в советском ВПК.

И теперь, когда я вижу чичиковские щёчки Рогозина на строящемся и разворовываемом космодроме «Восточный» – смех разбирает.

Простой вопрос – зачем такому большому начальнику лично летать на космодром? Хоть убейте, не поверю, что Рогозин – реинкарнация товарища Берии и хоть что-то понимает в марках бетона и стали, металлоконструкциях и кабельных сетях будущего космодрома. В лучшем случае он «начальник вообще» с опытом политических неудач и скачков из партии в партию.

Но даже если он «начальник вообще» – зачем ему эта имитация кипучей деятельности, собственноручная прогулка на объект? Это как раз тот случай, когда не надо самому елозить носом по скучным финансовым документам, приказать пятому помощнику шестого заместителя: «Разобраться и доложить!». Как Рокоссовский. А самому сделать, как говорится, оргвыводы.

Или – если уж собственноручно приехал – показать класс, за считанные минуты точно определить виновника безобразий и бросить сопровождающему через плечо: «А оформите господину Сидорову командировку… Лет на пятнадцать!». Как Берия.

Но это ещё не весь анекдот.

Не так давно было сообщено о создании Национального центра управления обороной (НЦУО) РФ. Журналисты с восторгом описывали и системы сбора информации, и системы компьютерного принятия решений – для них это было новое, для старшего поколения – хорошо забытое старое, автоматизированная система управления, АСУ.

Я с большим удовольствием слушал про то, что теперь НЦУО знает, сколько патронов у каждого солдата в разгрузке, сколько ботинок и на какой полке лежит на складе, сколько вертолётов в воздухе и куда надо перебросить нужное им горючее, и т.д., и т.п.

А недавно с ещё большим удовольствием услышал, что подсистемы НЦУО будут использоваться и для финансового контроля – это самая что ни есть естественная функция подобных систем, и выполняется она оперативно, объективно и без привлечения нового персонала.

Простой вопрос: почему НЦУО не знает о воровстве на «Восточном»?

Просто потому, что подсистему АСУ «Восточного» не подключили к НЦУО? А почему? Разве это не стратегический объект, от которого зависит обороноспособность? Разве менее важна информация о каждом кубометре бетона, чем информация о каждом патроне у солдата? Или, может быть, слухи о всеведении НЦУО сильно преувеличены?

В строительстве есть такое понятие – «скрытые работы». Это работы которые невозможно проверить в момент сдачи объекта в эксплуатацию. Например, полагается залить в фундамент три тонны бетона марки М100, а уложено две с половиной, да и то М50. А чтобы проверить – надо весь фундамент разрушить. Или – контролировать датчиками и сверкой данных каждый шаг при проведении скрытых работ. Как раз для АСУ работа.

Если уже всплыла история с обворованными рабочими – какая уверенность, что во всём ином капиталисты-подрядчики добросовестны? Неужто журналист Рогозин не читал про картонные подмётки поставляемых в армию сапог, про бетонные укрепления Порт-Артура, которые рукой можно было раскрошить, про глиняные пули и тряпичные заклёпки? Или думает, что надувания щёк капиталисты испугаются и будут строить добросовестно, а не воровать?

И напрасно. Ведь проходил же Рогозин, когда учился в Университете марксизма-ленинизма при Московском горкоме КПСС, что при 300% прибыли нет такого преступления, на которое не пошёл бы капитал даже под страхом виселицы.

Поделиться: